Птицын заглянул в спальню и нашёл там Петра Ляхова, лежащего на кровати. Уже немного высохшего, с раскрытыми глазами, и слегка оскаленными зубами. Запаха почти нет, потому что в доме холодно. Но всё равно труп выглядел страшно. С трудом поборов тошноту, Валерка вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.

— Я так понял, ты сделал ему своё лицо. Но изначально это ведь тоже человек был?

— Ну да. Бомжик какой-то. Решил поживиться, лазил по дачам… до меня вот дошёл. Пустой человек, никто не искал даже.

Валерка криво ухмыльнулся. Мерзко, конечно. Но ничего уже не изменишь. А этот Пётр, похоже, вовсе не испытывает пиетета перед человеческой жизнью.

— Ладно. Теперь я готов. Пойдём.

— Тебе ведь для этого идти нужно? И мне тоже, — увидев подтверждение, скривился старик. — Ну тогда имей ввиду, что мне идти тяжело. Уж постарайся побыстрее как-нибудь.

Спорить не хотелось. До момента разглядывания трупа, Валерка хотел ещё о многом расспросить колдуна, а теперь вот стало слишком неприятно находиться рядом с этим персонажем. Нет, и до этого Ляхов не вызывал иллюзий. Почти сразу стало очевидно, что он далеко не ангел, но вот эта лёгкость, с которой он относился к человеческой жизни… Пётр об убийстве бомжа рассказывал так, будто муху прихлопнул. Чёрт с ним с чувством вины, но у него вообще по этому поводу никаких эмоций не было. Ни злости, ни презрения. Так, мелкий эпизод. Действительно, как будто муху прихлопнул. Так что вместо того, чтобы расспросить, как ему подружиться с домом, и нет ли здесь чего-то опасного, Птицын просто молча кивнул и не спеша двинулся к двери, сосредотачиваясь на ходу.

Сосредоточиться и увидеть переход оказалось в этот раз очень просто. Более того, для разнообразия он больше не казался рифленой калиткой в строительном заборе. Теперь Валерке показалось, что он идёт по тропинке в тёмной лесной чаще. Образ представился таким реальным, что парень даже пожалел, что это не привычный строительный забор — там хоть не так тяжко было. А ещё в этот раз было очень трудно идти. Гораздо, гораздо труднее, чем во все предыдущие попытки. Отчего-то казалось, что за плечами у него повис рюкзак, плотно набитый свинцовыми чушками. Каждый шаг давался с диким усилием. Птицын был слишком сосредоточен, чтобы отслеживать окружающую обстановку и происходящие изменения. Только собственные ощущения. Глаза защипало сильно-сильно. «Пот попал. В ледяном-то, выстуженном доме», — мелькнула мысль. Краем сознания парень фиксировал, что он сделал всего несколько шагов. Ещё даже в сени не вышел. И каждый следующий шаг давался всё труднее.

Наконец проводник протянул руку, уже не совсем понимая, на каком свете находится, схватился за ручку двери, дёрнул… и оказался по пояс в глубоком снегу. А вокруг лес, и ничто не говорит о наличии поблизости какого-то жилья. Оглянулся, увидел Алису. Девчонка отряхивалась от снега и озиралась по сторонам. Ляхова сразу не увидел. Впрочем, испугаться не успел — старик тоже нашёлся. Лежал навзничь в сугробе, чуть присыпанный мягким, пушистым снегом. Проваливаясь, и разгребая сугробы руками, чертыхаясь на чём свет стоит, парень подобрался к колдуну, взглянул в лицо.

Старик умирал, это было заметно с первого взгляда. Глаза ещё открыты, дышит. Хрипло, едва проталкивая воздух через стиснутые зубы. На лбу выступили бисеринки пота. Валерка ещё раз вгляделся в лицо умирающего. Нет, он уже ничего не видит.

— Не успели, — вздохнула рядом Алиса. — Не сможет выбраться. Сейчас умрёт — пара минут осталась. Знаешь, это даже хорошо. Слишком опасная тварь, и слишком злобная. Наверняка он нашёл бы, как нам навредить, просто из природной злобы. И никакой договор его бы не удержал. Повезло нам всё-таки! Переход тяжелый вышел — такого тащить никаких сил не хватит! Да и ему тоже непросто было.

— И что, просто будем смотреть, как он умирает? — растерянно спросил парень.

— Нет. Пойдём отсюда. Незачем находиться рядом, когда такое умирает. Всякое может произойти.

Алиса была совершенно права. Сколько там народу он поубивал, чтобы самому жить? Тысяч пятнадцать, он говорил? Конечно, что ему какой-то бомж!

Птицын резко наклонился и взял колдуна за руку. Пока не передумал. Пока Алиса не отговорила или не помешала. Слабость навалилась сразу же, а потом начало ломить все зубы одновременно. В ушах зашумело, как бывает, если быстро спуститься с высокой горки. Ну, или если крови много потерять.

Валерка не знал, сколько он простоял так, держась за ледяную влажную ладонь старого колдуна. Показалось — где-то полминуты, но скорее всего намного, намного меньше. Следующее, что он почувствовал — это резкий удар по плечу, он попытался шагнуть назад, не смог из-за снега и повалился рядом с колдуном.

— Ты что творишь, княже! — кричала Алиса. — Самоубийство — это грех большой, не знал разве? Ты меня бросить решил?!

— Спокойно, — прошептал Валерка с трудом поднимаясь на ноги. — Со мной всё в порядке.

— Да ты ему по меньшей мере пару лет отдал!

— Не преувеличивай, девочка, — прохрипели из сугроба. — Полгода от силы. Больше не успел.

— О, смотри, ожил, — хмыкнул Птицын, и заковылял к по-прежнему лежащему пластом старику. — А ты говоришь, умирает. Чувствовал себя парень, как после тяжелой болезни. Как будто только что пережил воспаление лёгких и вот, впервые за несколько дней встаёт с кровати.

— Зачем помог? Не должен был, по договору. И я тебе не друг, чтобы ради меня стараться, жизнью делиться, — старик искренне недоумевал. Куда-то делась его вечная снисходительная ухмылочка, теперь колдун смотрел серьёзно. Даже, наверное, враждебно.

— Не хочу, чтобы когда-нибудь мне было так же легко убивать, как тебе, — объяснил Птицын.

Старик закаркал, хохоча, потом резко успокоился:

— Я тоже когда-то хотел того же. Даже церкви строил… Ну, пусть судьба тебе в этом поможет. Может, хоть у тебя получится. А может, просто убьют тебя быстро такого жалостного.

Старик поднялся на ноги, осмотрелся, и, будто решившись на что-то подытожил:

— Однако это не я буду тем, кто тебя убьёт. Что ж… — старик посмотрел на парня. — Желаю тебе стать настоящим проводником, юноша. Прощай, спасибо, что помог. А за то, что жизнью поделился, буду должен. Авось сочтёмся как-нибудь.

Птицын хотел посмотреть, как старик будет уходить по таким сугробам, и куда он пойдёт, но этого удовольствия его лишили. Пётр Ляхов вдруг взмахнул руками, подпрыгнул, и взлетел. Уже не колдун, а старый, ворон. Всего через минуту птицу уже нельзя было разглядеть.

Ворон превратился в крохотную чёрную точку, а потом и она исчезла. Осталось только светло-серое небо, исчерченное чёрными, ломаными ветвями берёз, снег, и силуэты заброшенных изб, едва угадывающиеся в глубине молодого березняка.

Валерка подумал, и опустился обратно в снег. Ноги не держали — тяжеловато оказалось таскать древних стариков на другую сторону, а потом ещё и оживлять их.

— Ох, что ж мне хреново-то как… — пробормотал парень. Ещё и голова начала кружиться.

— Нечего было с ним жизнью делиться, — проворчала Алиса. — Ты вообще представляешь, сколько народа он замучил, чтобы прожить такую долгую жизнь? И сколько теперь ещё замучает? Можно было всего лишь ничего не делать, и тогда он бы помер, наконец!

Лисица, в отличие от Валерки, без дела не сидела старательно расчищала от снега небольшую полянку.

— Знаешь, я историю слышал… не помню, про какую церковь, но у нас, в Нижнем это было. На нашей стороне. Короче, нанял какой-то купец, не помню фамилию, Строганов, что ли? Да не важно. Нанял купец архитектора, чтобы церковь построить. Ну там, как всегда — велел построить так, чтобы прям лучше всех. Очень красивую. Ну, архитектор и построил ему эту церковь. Получилась красивая, говорят. Я-то, если честно, даже не в курсе, что за церковь, но вообще она до сих пор стоит [3] . Вроде бы. Короче, купец тоже был сильно доволен, и спросил у архитектора, сможет ли он построить ещё лучше? А тот возьми и ляпни, что, мол, сможет. Купец дико разозлился и велел выколоть архитектору глаза, а тот обернулся вороном и улетел. Ну это если коротко.